Стихи, поэмы.
Данные были собраны с сайта rustih.ru
Поэзией можно считать стихотворения, наполненные смыслом, богатые выразительными средствами: эпитетами, метафорами.
Стихи— это трепет сердца, волнение души и слёзы. Стихи есть выражение мысли, среднее между разговорным языком и музыкой. Поэзией можно считать стихотворения, наполненные смыслом, богатые выразительными средствами: эпитетами, метафорами.
Стих — это та же музыка,
только соединенная со словом,
и для него нужен тоже природный слух,
чутье гармонии и ритма.
Бывают дни, когда опустишь руки
И нет ни слов, ни музыки, ни сил.
В такие дни я был с собой в разлуке
И никого помочь мне не просил.
И я хотел идти куда попало,
Закрыть свой дом и не найти ключа.
Но верил я: не всё ещё пропало,—
Пока не меркнет свет,
Пока горит свеча.
И спеть меня никто не мог заставить:
Молчание - начало всех начал.
Но если песней плечи мне расправить,
Как трудно будет сделать так, чтоб я молчал!
И пусть сегодня дней осталось мало,
И выпал снег, и кровь не горяча,—
Я в сотый раз опять начну сначала,
Пока не меркнет свет,
Пока горит свеча!Лист смородины груб и матерчат.
В доме хохот и стёкла звенят,
В нём шинкуют, и квасят, и перчат,
И гвоздики кладут в маринад.
Лес забрасывает, как насмешник,
Этот шум на обрывистый склон,
Где сгоревший на солнце орешник
Словно жаром костра опалён.
Здесь дорога спускается в балку,
Здесь и высохших старых коряг,
И лоскутницы осени жалко,
Всё сметающей в этот овраг.
И того, что вселенная проще,
Чем иной полагает хитрец,
Что как в воду опущена роща,
Что приходит всему свой конец.
Что глазами бессмысленно хлопать,
Когда всё пред тобой сожжено
И осенняя белая копоть
Паутиною тянет в окно.
Ход из сада в заборе проломан
И теряется в березняке.
В доме смех и хозяйственный гомон,
Тот же гомон и смех вдалеке.
О, если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовёшь,
И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она,
И будешь твёрд в удаче и в несчастье,
Которым, в сущности, цена одна,
И если ты готов к тому, что слово
Твоё в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, можешь снова —
Без прежних сил — возобновить свой труд,
И если ты способен всё, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Всё проиграть и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрёл,
И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперёд нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: «Держись!»
И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, —
Земля — твоё, мой мальчик, достоянье!
И более того, ты — человек!
Ты большая в любви.
Ты смелая.
Я — робею на каждом шагу.
Я плохого тебе не сделаю,
а хорошее вряд ли смогу.
Всё мне кажется,
будто бы по лесу
без тропинки ведёшь меня ты.
Мы в дремучих цветах до пояса.
Не пойму я —
что за цветы.
Не годятся все прежние навыки.
Я не знаю,
что делать и как.
Ты устала.
Ты просишься на руки.
Ты уже у меня на руках.
«Видишь,
небо какое синее?
Слышишь,
птицы какие в лесу?
Ну так что же ты?
Ну?
Неси меня!»
А куда я тебя понесу?..
...И я уйду. А птица будет петь,
как пела,
и будет сад, и дерево в саду,
и мой колодец белый.
На склоне дня, прозрачен и спокоен,
замрёт закат, и вспомнят про меня
колокола окрестных колоколен.
С годами будет улица иной;
кого любил я, тех уже не станет,
и в сад мой за белёною стеной,
тоскуя, только тень моя заглянет...
И я уйду; один - без никого,
без вечеров, без утренней капели
и белого колодца моего...
А птицы будут петь и петь, как пели.
Ты хорошая очень — знаю.
Я тебе никогда не лгу.
Почему-то только скрываю,
Что любить тебя не могу.
Слишком сильно любил другую,
Слишком верил ей много дней.
И когда я тебя целую,
Вспоминаю всегда о ней...
Увы, пророчества сбылись —
Черна предгрозовая высь,
Звезду обманом не кори —
Надолго ночь, не жди зари.
Готовься! Грянет ураган,
И тишина сейчас — обман,
Но может статься, в свете дня
Страшнее будет западня.
Прибрежный риф преодолён,
Но не ликуй — со всех сторон,
Пока бесформенный, как мрак,
Смертельный подступает враг.
Отлив несёт нас в океан,
Но всею мощью ураган
К свободе преграждает путь,
Пытаясь наш корабль вернуть.
Катится вал, ещё один,
Почти не слышен пульс машин,
Но наконец корабль рывком
Пошёл вперёд — ура, плывём!
Плывём, всё бросив за кормой;
Всё дальше бури злобной вой,
Но знай — пока земля видна,
Свобода не обретена.
Две незабудки, два сапфира —
Ее очей приветный взгляд,
И тайны горнего эфира
В живой лазури их сквозят.
Ее кудрей руно златое
В таком свету, какой один,
Изображая неземное,
Сводил на землю Перуджин.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
Осень обещала: » Я озолочу»
А Зима сказала: «Как я захочу»
А Весна сказала: «Ну-ка, ну, Зима».
И Весна настала. Всюду кутерьма.
Солнце золотится. Лютик — золотой.
Речка серебрится и шалит водой.
Родилась на воле, залила луга,
Затопила поле, стёрла берега.
Там, где не достала, — лютик золотой,
Жёлтый одуванчик, — будет и седой.
Осень обещала. Помогла Весна.
Ну, Зима пропала, хоть была сильна.
Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжёлый шар земной
Не уплывёт под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной —
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится ещё, что Вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не Вас целую.
Что имя нежное моё, мой нежный, не
Упоминаете ни днём ни ночью — всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!
Спасибо Вам и сердцем и рукой
За то, что Вы меня — не зная сами! —
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у нас над головами, —
За то, что Вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не Вами.
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я!».
Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обгоню.
Я колдую. Вихри чую. Грею сбрую я коню.
Конь мой спорый. Топи, боры, степи, горы пролетим.
Жарко дышит. Мысли слышит. Конь — огонь и побратим.
Враг мой равен. Полноправен. Чей скорей вскипит бокал?
Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обогнал.
Матросская шапка,
Веревка в руке,
Тяну я кораблик
По быстрой реке,
И скачут лягушки
За мной по пятам
И просят меня:
— Прокати, капитан!
Преодолеть без утешенья,
Все пережить и все принять.
И в сердце даже на забвенье
Надежды тайной не питать, -
Но быть, как этот купол синий,
Как он, высокий и простой,
Склоняться любящей пустыней
Над нераскаянной землей.
Купили в магазине
Резиновую Зину,
Резиновую Зину
В корзинке принесли.
Она была разиней,
Резиновая Зина,
Упала из корзины,
Измазалась в грязи.
Мы вымоем в бензине
Резиновую Зину,
Мы вымоем в бензине
И пальцем погрозим:
Не будь такой разиней,
Резиновая Зина,
А то отправим Зину
Обратно в магазин.
Ты прав. Одним воздушным очертаньем
Я так мила.
Весь бархат мой с его живым миганьем —
Лишь два крыла.
Не спрашивай: откуда появилась?
Куда спешу?
Здесь на цветок я легкий опустилась
И вот — дышу.
Надолго ли, без цели, без усилья,
Дышать хочу?
Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья
И улечу.
ПОЭЗИЯ (греч. - «творчество») искусство изображать в слове прекрасное. служит выражением идеальных стремлений человека; она, с одной стороны, не совпадает с действительным миром, но с другой - не представляет ничего ложного или обманчивого. П-ию делят на 3 вида, исторически развившихся один за другим: эпос, лирику и драму.
Кто идет к вратам поэзии,не вдохновленный музами, воображая, что одно искусство сделает его поэтом, тот и сам несовершенен, и поэзия его — ничто в сравнении с поэзией вдохновленного.
“Надежда” - это штука с перьями-
Что сидит в душе -
И поет мелодию без слов -
И никогда не останавливается - вообще -
И сладчайший - в Буре - слышен -
И это, должно быть, буря -
Это могло бы смутить маленькую птичку
Это согревало так много людей -
Я слышал это в самой холодной стране -
И на самом странном море -
И все же - никогда - в Крайности,
Он попросил крошку - от меня.
от Т.С. Элиота
I. Погребение мертвых
Апрель - самый жестокий месяц, цветения
Сирень из мертвой земли, смешиввается
Память и желание, волнующие
Тусклые корни от весеннего дождя.
Зима согревала нас, укрывая
Земля в забывчивом снегу, питаясь
Маленькая жизнь с сушеными клубнями.
Лето удивило нас, надвигаясь на Штарнбергерзее
С проливным дождем; мы остановились в колоннаде,
И пошел дальше в солнечном свете, в Хофгартен,
И пили кофе, и разговаривали целый час.
Я вовсе не русская, племя’ из Литвы, настоящий немецкий.
А когда мы были детьми, гостили у эрцгерцога,
У моего двоюродного брата, он катал меня на санках,
И я испугался. Он сказал, Мари,
Мари, держись крепче. И мы пошли вниз.
В горах, там вы чувствуете себя свободно.
Я читаю большую часть ночи, а зимой отправляюсь на юг.
Какие корни цепляются, какие ветви растут
Из этого каменного мусора? Сын человеческий,
Вы не можете сказать или догадаться, потому что вы знаете только
Куча разбитых образов, где бьется солнце,
И мертвое дерево не дает укрытия, сверчок не приносит облегчения,
И на сухом камне не слышно журчания воды. Только
Под этой красной скалой есть тень,
(Войди в тень этой красной скалы)
,
И я покажу вам кое-что, отличное от любого из них
Твоя тень утром шагает за тобой
Или твоя тень вечером встает тебе навстречу;
Я покажу тебе страх в горсти пыли.
Свежий ветер дует
к Родине
Мой Ирландский Добрый,
Во что ты веришь?
“Ты впервые подарил мне гиацинты год назад;
“Они называли меня гиацинтовой девочкой”.
— И все же, когда мы поздно вернулись из Гиацинтового сада,
Твои полные руки и мокрые волосы, я не мог
Говорить, и мои глаза провалились, я не был ни
Ни живой, ни мертвый, и я ничего не знал,
Смотрю в сердце света, в тишину.
Од и хитрый взгляд на Мир.
Мадам Сосострис, знаменитая ясновидящая,
Была сильная простуда, тем не менее
Известна как самая мудрая женщина в Европе,
Со злой колодой карт. Вот, сказала она,
Это твоя визитная карточка, утонувший финикийский моряк,
(Это жемчужины, которые были его глазами. Смотрите!)
Вот Белладонна, Владычица Скал,
Повелительница ситуаций.
Вот человек с тремя посохами, а вот Колесо,
А вот и одноглазый торговец, и эта карточка,
Который пуст, это то, что он несет на спине,
Который мне запрещено видеть. Я не нахожу
Повешенный. Бойтесь смерти от воды.
Я вижу толпы людей, ходящих по кругу.
Спасибо. Если вы увидите дорогую миссис Эквитон,
Скажи ей, что я сам принесу гороскоп:
В наши дни нужно быть очень осторожным.
Нереальный город,
Под коричневым туманом зимнего рассвета,
Толпа текла по Лондонскому мосту, так много
,
я не думал, что смерть погубила так много.
Вздохи, короткие и нечастые, были выдохнуты,
И каждый мужчина устремил свой взгляд перед своими ногами.
Текла вверх по холму и вниз по Кинг-Уильям-стрит,
Туда, где Святая Мария Вулнот хранила часы
С глухим звуком на последнем ударе девяти.
Там я увидел одного знакомого и остановил его, крикнув: “Стетсон!
“Ты, кто был со мной на кораблях в Миле!
“Тот труп, который ты посадил в прошлом году в своем саду,
“Он начал прорастать? Будет ли он цвести в этом году?
“ Или внезапный мороз потревожил его ложе?
“О, держи Собаку подальше отсюда, это друг для мужчин,
“Или он снова выкопает его своими ногтями!
“Ты! лицемерный лектор! —мой подобающий, - мой брат!”
II. Игра в шахматы
Кресло, в котором она сидела, было похоже на полированный трон,
Светился на мраморе, где стекло
Выдерживается по стандартам, изготовленным из плодоносящих виноградных лоз
Из которого выглядывал золотой Купидон
(Другой спрятал глаза за крылом)
Удвоенное пламя семиразветвленных канделябров
Отражающий свет на столе, как
Блеск ее драгоценностей поднялся навстречу ему,
Из атласных футляров, разлитых в богатом изобилии;
Во флаконах из слоновой кости и цветного стекла
Неудержимый, притаившийся в ее странных синтетических духах,
Мазь, порошок или жидкость — беспокойство, путаница
И утопил чувства в запахах; взбудораженный воздухом
Что освежало из окна, эти вознеслись
В разжигании продолжительного пламени свечи,
Бросали свой дым в лакеарию,
Перемешивание узора на кессонном потолке.
Огромное морское дерево, пропитанное медью
Выжженный зеленым и оранжевым, обрамленный цветным камнем,
В печальном свете которого плавал резной дельфин.
Над антикварной каминной полкой была выставлена
Как будто из окна открывался вид на лесную местность
Смена Филомелы варварским королем
Так грубо принуждали; и все же там соловей
Наполнил всю пустыню нерушимым голосом
И она все еще плакала, и мир все еще преследует ее,
“Кувшин-кувшин” для грязных ушей.
И другие засохшие обрубки времени
Были написаны на стенах; уставившиеся формы
Высунулся, наклонился, заставляя замолчать закрытую комнату.
На лестнице послышались шаркающие шаги.
При свете камина, под щеткой, ее волосы
Растекаются огненными точками
Светился в слова, а затем был бы дико неподвижен.
“У меня сегодня плохие нервы. Да, плохо. Останься со мной.
“Поговори со мной. Почему ты никогда не говоришь? Говори.
“О чем ты думаешь? О чем думаешь? Что?
“Я никогда не знаю, о чем ты думаешь. Подумай”.
Я думаю, что мы находимся в крысином переулке
Где мертвецы теряли свои кости.
“Что это за шум?”
Ветер под дверью.
“Что это за шум сейчас? Что делает ветер?”
Ничего, снова ничего.
“Сделай
“Ты ничего не знаешь? Ты ничего не видишь? Ты
помнишь
“Ничего?”
Я помню
Это жемчужины, которые были его глазами.
“Ты жив или нет? У тебя что, ничего нет в голове?”
Но
О—О-О, эта Шекспировская Тряпка-
Это так элегантно
Такой умный
“Что мне теперь делать? Что мне делать?”
“Я выбегу на улицу в том виде, в каком я есть, и пойду по улице
“С распущенными волосами, так что. Что мы будем делать завтра?
“Что мы когда-нибудь будем делать?”
Горячая вода в десять.
А если пойдет дождь, закрытая машина в четыре.
И мы сыграем партию в шахматы,
Закрываю глаза без век и жду стука в дверь.
Когда мужа Лил демобилизовали, я сказал —
Я не стеснялся в выражениях, я сам сказал ей:
ПОТОРОПИТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИШЛО ВРЕМЯ
Теперь, когда Альберт возвращается, будь немного умнее.
Он захочет знать, что ты сделал с теми деньгами, которые он тебе дал
Чтобы получить себе несколько зубов. Он это сделал, я был там.
Ты достанешь их все, Лил, и получишь хороший набор,
Он сказал: "Клянусь, я не могу смотреть на тебя.
И я больше не могу, сказал я, и думать о бедном Альберте,
Он прослужил в армии четыре года, он хочет хорошо провести время,
И если ты не отдашь это ему, это сделают другие, сказал я.
"О, это там", - сказала она. Что-то в этом роде, сказал я.
Тогда я буду знать, кого благодарить, сказала она, и прямо взгляни на меня.
ПОТОРОПИТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИШЛО ВРЕМЯ
Если тебе это не нравится, ты можешь продолжать в том же духе, сказал я.
Другие могут выбирать и выбирать, если вы не можете.
Но если Альберт сбежит, это будет не из-за недостатка информации.
Вам должно быть стыдно, сказал я, выглядеть таким древним.
(А ей всего тридцать один.)
Я ничего не могу с этим поделать, сказала она, вытянув длинное лицо,
Это из-за тех таблеток, которые я приняла, чтобы снять это, сказала она.
(У нее уже было пятеро детей, и она чуть не умерла от молодого Джорджа.)
Аптекарь сказал, что все будет хорошо, но я уже никогда не был прежним.
Ты настоящий дурак, сказал я.
Что ж, если Альберт не оставит тебя в покое, вот оно, сказал я,
Зачем ты выходишь замуж, если не хочешь детей?
ПОТОРОПИТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИШЛО ВРЕМЯ
Так вот, в то воскресенье Альберт был дома, у них был горячий окорок,
И они пригласили меня на ужин, чтобы насладиться его красотой в горячем виде —
ПОТОРОПИТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИШЛО ВРЕМЯ
ПОТОРОПИТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИШЛО ВРЕМЯ
Спокойной ночи, Билл. Спокойной ночи, Лу. Гуннайт Мэй. Спокойной ночи.
Та-та. Спокойной ночи. Спокойной ночи.
Спокойной ночи, дамы, спокойной ночи, милые дамы, спокойной ночи, спокойной ночи.
III. Огненная проповедь
Палатка реки разбита: последние пальцы листа
Сцепитесь и погрузитесь в мокрый берег. Ветер
Пересекает коричневую землю, неслышимый. Нимфы ушли.
Милая Темза, беги тихо, пока я не закончу свою песню.
В реке нет пустых бутылок, бумажек от сэндвичей,
Шелковые носовые платки, картонные коробки, окурки
Или другие свидетельства летних ночей. Нимфы ушли.
И их друзья, праздношатающиеся наследники городских директоров;
Уехали, не оставили никаких адресов.
У вод Лемана я сел и заплакал...
Милая Темза, беги тихо, пока я не закончу свою песню,
Милая Темза, беги тихо, ибо я говорю не громко и не долго.
Но за моей спиной в холодном порыве ветра я слышу
Хруст костей и смешок распространились от уха до уха.
Крыса тихо пробралась сквозь растительность
Волоча свое склизкое брюхо по берегу
Пока я ловил рыбу в унылом канале
Зимним вечером за газгольдером
Размышляя о короле, крушении моего брата
И о смерти короля, моего отца, до него.
Обнаженные белые тела на низкой влажной земле
И кости, брошенные на маленьком низком сухом чердаке,
Сотрясаемый только крысиной лапкой, из года в год.
Но за моей спиной время от времени я слышу
Звук клаксонов и моторов, который принесет
Суини к миссис Портер весной.
О, луна ярко освещала миссис Портер
И на ее дочери
Они моют ноги в содовой воде
И эти голоса влюбленных, поющие в куполе!
Кувшин, кувшин, кувшин, кувшин, кувшин
Так грубо принуждали.
Нереальный город
Под коричневым туманом зимнего полудня
Мистер Евгенидис, торговец из Смирны
Небритый, с полным карманом смородины
Лондон: документы на предъявителя,
Спросил меня на демотическом французском
На ланч в отель на Кэннон-стрит
Затем последовал уик-энд в "Метрополе".
В фиолетовый час, когда глаза и спина
Повернитесь вверх от стола, когда человеческий двигатель ждет
Как такси, пульсирующее в ожидании,
Я Тиресий, хоть и слепой, бьющийся между двумя жизнями,
Старик со сморщенной женской грудью, может видеть
В фиолетовый час, вечерний час, который стремится
Домой, и возвращает моряка домой из моря,
Машинистка приходит домой к чаю, убирает свой завтрак, зажигает
Ее плита, и раскладывает еду в жестяные банки.
Из окна опасно распространился
Ее высыхающие комбинации, тронутые последними лучами солнца,
На диване навалены (ночью ее кровать)
Чулки, тапочки, кофточки и трусики.
Я Тиресий, старик с морщинистыми дагами
Воспринял эту сцену и предсказал остальное —
IV. Смерть от воды
Флебас Финикиянин, умерший две недели назад,
Забыл крик чаек и глубокую морскую зыбь,
А также о прибылях и убытках.
Подводное течение
Перебирая кости шепотом. Как он поднимался и падал
Он прошел этапы своего возраста и юности
Входим в водоворот.
Язычник или еврей
О вы, кто поворачивает колесо и смотрит в наветренную сторону,
Вспомни Флебаса, который когда-то был таким же красивым и высоким, как ты.
V. Что сказал Гром
После красного света факелов на потных лицах
После морозной тишины в садах
После агонии в каменистых местах
Крики и плач
Тюрьма, дворец и реверберация
Весеннего грома над далекими горами
Тот, кто был жив, теперь мертв
Мы, которые жили, теперь умираем
С небольшим терпением
Здесь нет воды, а только скала
Скалы, никакой воды и песчаная дорога
Дорога, вьющаяся выше среди гор
Которые представляют собой каменные горы без воды
Если бы там была вода, мы должны были бы остановиться и попить
Среди скал нельзя остановиться или подумать
Пот высох, а ноги утопают в песке
Если бы среди скал была только вода
Мертвая гора устья кариозных зубов, которые не могут плеваться
Здесь нельзя ни стоять, ни лежать, ни сидеть
Даже в горах нет тишины
Но сухой стерильный гром без дождя
В горах нет даже уединения
Но красные угрюмые лица ухмыляются и рычат
Из дверей глинобитных домов
Если бы там была вода
И никакого камня
Если бы там был камень
А также вода
И вода
Источник
Бассейн среди скал
Если бы был только звук воды
Не цикада
И сухая трава поет
Но звук воды о камень
Где дрозд-отшельник поет в соснах
Капля капля капля капля капля капля капля капля
Но там нет воды
Кто тот третий, кто всегда идет рядом с тобой?
Когда я считаю, есть только ты и я вместе
Но когда я смотрю вперед на белую дорогу
Рядом с тобой всегда есть кто-то другой
Скользящий, закутанный в коричневую мантию с капюшоном
Я не знаю, мужчина это или женщина
— Но кто это по другую сторону от тебя?
Что это за звук высоко в воздухе
Шепот материнского плача
Кто эти полчища в капюшонах, кишащие вокруг
По бесконечным равнинам, спотыкаясь в потрескавшейся земле
Окруженный только плоским горизонтом
Что это за город за горами
Трещины, изменения и взрывы в фиолетовом воздухе
Падающие башни
Иерусалим Афины Александрия
Вена Лондон
Нереально
Женщина туго стянула свои длинные черные волосы
И наигрывал шепчущую музыку на этих струнах
И летучие мыши с детскими лицами в фиолетовом свете
Свистели и били крыльями
И пополз вниз головой по почерневшей стене
И вверх ногами в воздухе висели башни
Звон напоминал колокола, которые отсчитывали часы
И голоса, поющие из пустых цистерн и истощенных колодцев.
В этой гнилой дыре среди гор
В слабом лунном свете трава поет
Над развороченными могилами, около часовни
Есть пустая часовня, только дом ветра.
В нем нет окон, и дверь распашная,
Сухие кости никому не могут навредить.
Только петух стоял на крыше.
Ко ко рико ко ко рико
Во вспышке молнии. Затем влажный порыв ветра
Приносящий дождь
Ганга затонула, и вялые листья
Ждали дождя, в то время как черные тучи
Собрались далеко-далеко, над Химавантом.
Джунгли притаились, сгорбились в тишине.
Затем заговорил гром
ДА
Дата: что мы дали?
Мой друг, кровь сотрясает мое сердце
Ужасная смелость минутной капитуляции
Который век благоразумия никогда не сможет отменить
Благодаря этому, и только благодаря этому, мы существовали
Которого нет в наших некрологах
Или в воспоминаниях, окутанных благодетельным пауком
Или под печатями, сломанными худощавым адвокатом
В наших пустых комнатах
ДА
Дайадхвам: Я услышал ключ
Повернись в дверь один раз и повернись только один раз
Мы думаем о ключе, каждый в своей тюрьме
Думая о ключе, каждый подтверждает свою тюрьму
Только с наступлением темноты, эфирные слухи
Оживи на мгновение сломленного Кориолана
ДА
Дамята: Лодка откликнулась
Весело, для ручного эксперта с парусом и веслом
Море было спокойным, твое сердце откликнулось бы
Весело, когда приглашают, избивая послушных
К управляющим рукам
Я сидел на берегу
Рыбалка, с засушливой равниной позади меня
Должен ли я, по крайней мере, привести в порядок свои земли?
Лондонский мост рушится, рушится, рушится, рушится
Пойми, что ты не можешь сосредоточиться на том, что тебе нравится
Когда следует использовать ласточка, ласточка
Принц Аквитании а-ля тур Аболи
Эти осколки я укрепил на своих развалинах
Почему тогда я тебе подхожу? Безумный агейн Иеронимо.
от
Майя Анжелу
Вы можете записать меня в историю
С твоей горькой, извращенной ложью,
Ты можешь втоптать меня в самую грязь
Но все равно, как пыль, я поднимусь.
Тебя расстраивает моя дерзость?
Почему ты погружен в уныние?
Потому что я хожу так, словно у меня есть нефтяные скважины
Качаю в своей гостиной.
Так же, как луны и солнца,
С уверенностью приливов и отливов,
Точно так же, как надежды, взмывающие ввысь,
И все же я встану.
Ты хотел увидеть меня сломленным?
Склоненная голова и опущенные глаза?
Плечи падают вниз, как слезы,
Ослабленный моими проникновенными криками?
Тебя оскорбляет мое высокомерие?
Не принимай это слишком близко к сердцу
Потому что я смеюсь так, словно у меня есть золотые прииски
Копаюсь на своем собственном заднем дворе.
Ты можешь застрелить меня своими словами,
Ты можешь порезать меня своими глазами,
Ты можешь убить меня своей ненавистью,
Но все равно, как воздух, я поднимусь.
Тебя расстраивает моя сексуальность?
Вас это удивляет
Что я танцую так, словно у меня есть бриллианты
На стыке моих бедер?
Из хижин позора истории
Я встаю
Вырваться из прошлого, которое коренится в боли
Я встаю
Я - черный океан, стремительный и широкий,
Набухающий и набухающий я несу в приливе.
Оставляя позади ночи ужаса и страха
Я встаю
В рассвет, который удивительно ясен
Я встаю
Принося дары, которые дарили мои предки,
Я - мечта и надежда раба.
Я встаю
Я встаю
Я встаю.
Должен ли я сравнить тебя с летним днем?
Ты более прекрасна и более сдержанна:
Порывистый ветер сотрясает дорогие майские бутоны,
И у летней аренды слишком короткий срок;
Иногда слишком жарко, когда небесное око сияет,
И часто его золотой цвет лица тускнеет;
И каждая ярмарка от ярмарки когда-нибудь приходит в упадок,
Случайно или по неосторожности изменившей курс природы;
Но твое вечное лето не угаснет,
И не потеряй владения тем прекрасным, что ты имеешь;
И смерть не будет хвастаться, что ты блуждаешь в его тени,
Когда в вечных очередях ко времени ты растешь:
До тех пор, пока люди могут дышать или глаза могут видеть,
Так долго живет это, и это дает жизнь тебе.
О капитан! мой капитан! наше страшное путешествие окончено,
Корабль выдержал все испытания, приз, который мы искали, выигран,
Порт близок, я слышу звон колоколов, люди ликуют,
Пока я слежу за устойчивым килем, судно мрачно и смело;
Но, о сердце! сердце! сердце!
О кровоточащие капли красного,
Где на палубе лежит мой Капитан,
Замерзший и мертвый.
О капитан! мой капитан! встань и услышь звон колоколов;
Поднимитесь — для вас поднят флаг — для вас звучит горн,
Для вас букеты и венки из лент — для вас берега переполнены,
К тебе они взывают, колышущаяся масса, их нетерпеливые лица поворачиваются;
Сюда, капитан! дорогой отец!
Эта рука у тебя под головой!
Это какой-то сон, что на палубе,
Ты замерз и умер.
Мой капитан не отвечает, его губы бледны и неподвижны,
Мой отец не чувствует мою руку, у него нет ни пульса, ни воли,
Корабль стоит на якоре в целости и сохранности, его рейс завершен и завершен,
Из страшного путешествия корабль-победитель возвращается с выигранным объектом;
Ликуйте, о берега, и звоните, о колокола!
Но я со скорбной поступью,
Пройдись по палубе, где лежит мой капитан,
Упал замерзшим и мертвым.
